По масштабу творческой личности Иоганнеса Брамса часто сравнивают с двумя другими великими фигурами немецкой музыки – Бахом и Бетховеном – ибо искусство каждого их них знаменует кульминацию целой эпохи в истории музыки.
Во второй половине 19-го века Брамс явился наиболее глубоким и последовательным продолжателем классических традиций, обогатившим их новым романтическим содержанием.
В сочинениях композитора обобщается музыкальный опыт нескольких столетий. Нити, соединяющие произведения Брамса с музыкой предшествующих эпох, тянутся не только к классике, но и проникают в глубь значительно дальше. Средневековые церковные лады, канонические ухищрения старых нидерландцев, стиль Палестрины – все это воскресает в композициях Брамса. Фугами, мотетами a cappella, хоральными прелюдиями и пассакалиями он приближается к творениям Баха, грандиозной «Триумфальной песнью» – к ораториям Генделя. Музыка Брамса, наследующая романтический психологизм Шумана, вбирает в себя и правдивую простоту народной песни, и по-новому «выстроенную» шубертовскую первозданность, и мудрость откровений позднего Бетховена. Выбирая жизнеспособное и устойчивое, Брамс никому не подражает, а создает синтез, живой и перспективный, рассчитанный «на вечные времена».
Приверженность Брамса к старым формам привела к тому, что радикальная «новонемецкая веймарская школа», члены которой группировались вокруг Листа и Вагнера, упрекала его в реакционном образе мыслей. Действительно, Брамсу было многое чуждо в творчестве его современников-новаторов. Увлечение театром и музыкальной драмой не стало близким его одухотворенной, ушедшей в себя натуре. Программная музыка осталась тоже вне интересов композитора. Не стал он продолжателем «лейпцигской школы», которая после деятельности ярких представителей Шумана и Мендельсона стала оплотом рутины и академизма.
Композитор отразил в своих произведениях сложный душевный мир современника. Его музыка воспевает свободу личности, нравственную стойкость, мужество, она полна тревоги за судьбу человека, проникнута беспокойной порывистостью, мятежным чувством, ей присущи душевная отзывчивость, порой она обретает эпическую мощь. В музыке Брамса как бы два полюса – бурно протестующее, «взрывчатое» начало и интимная задушевная лирика широкого дыхания. Страсть и нежность, порыв и отчаяние сплетаются в единый клубок противоречий. Но верный ученик и последователь венских классиков, Брамс поставил перед собой трудную задачу – кипящую лаву романтических чувств облечь в стройные классические формы, умерить лирическую взволнованность рациональным, взвешенным наблюдением. В этом сочетании классического с романтическим, в его усложненном претворении заключается своеобразие творчества Брамса.
