Кажется, что говорить о Шопене легко. Сегодня его играют чаще, чем остальных его сверстников: Шумана, Мендельсона и Листа. Более того: его музыка востребована практически полностью, что встречается очень редко. Легко связать творчество Шопена с событиями его биографии: варшавским восстанием 1830 года, поражением этого восстания, расставанием с родиной. Его музыка настолько красива, что буквально гипнотизирует слушателя с первых же звуков.

Говорить о Шопене невероятно трудно. При всей его популярности, при всей общительности в дружеском кругу  -  стоит только выйти из круга трех или четырех общеизвестных произведений, как красота оборачивается загадкой, а Шопен  -  самым закрытым в своем поколении. 

Проект «Истории по нотам», блог muzium.org 

Лектор: Валерий Сторожук

Первые композиции Шопена были напечатаны, когда ему было семь лет. Спустя несколько лет в заметках его учителя Йозефа Эльснера читаем: "Удивительные способности. Музыкальный гений". 19-летнего юношу восторженно принимает Вена, музыкальная столица Европы. Варшавский триумф по возвращении на родину. Через год  -  вторая поездка, во время которой он узнает о поражении варшавского восстания. Польша  -  его Польша  -  перестала существовать.

Шопен поселяется в Париже и быстро завоевывает известность как композитор, пианист и музыкальный педагог. Его поддерживает влиятельная польская диаспора. Но возникают проблемы со здоровьем, и в 1835 году Шопен на шесть лет покидает эстраду. Произведения этих лет все заметнее показывают его расхождения с музыкой самых ярких его современников: Шумана и Листа.

Последние семь лет жизни Шопена были омрачены неуклонным ухудшением здоровья и сложными отношениями с последней своей возлюбленной, писательницей Жорж Санд. Летом 1847 года они расстались  -  скорее по инициативе Шопена.

Последнюю в своей жизни музыку Шопен услышал вечером 16 октября 1849 года. К утру его не стало. Сестра Людвика выполнила последнюю волю брата и похоронила его сердце на родине.

Проект «Истории по нотам», блог muzium.org 

Лектор: Валерий Сторожук

Как найти ключ к музыке Шопена, самого закрытого из всех романтиков? Это свойство, герметичность, проявляется даже на биографическом уровне. Возьмем отношения с Шуманом, который первым из крупных музыкантов выразил Шопену свое безграничное восхищение. Шопен в ответ осторожно дистанцируется. Он идет своим путем, и на рубеже 1830-1840-х годов Шуман перестает понимать, куда ведет этот путь. Когда один романтик не понимает другого, возникает вопрос:  кто же из них, собственно, тогда романтик?

Шопен никогда не называл себя романтиком, никогда не стремился стать духовным лидером демократического обновления. Все романтические отчуждения, протесты и раздвоенности для него  -  это не музыка, а литература. И программной музыки у него по существу нет, какие бы ни приговаривать слова о балладах Мицкевича и балладах Шопена. Внемузыкальные подсказки ему не нужны. Шуман тщетно пытается найти ключ к миру грандиозного финала Второй сонаты в каких-либо привычных образах  -  и отступает со словами:  "это скорее насмешка, чем музыка".

Проект «Истории по нотам», блог muzium.org 

Присмотримся к эволюции творчества Шопена. Здесь нужна внимательность, поскольку внешние черты эволюции выражены у него очень слабо  -  неизмеримо слабее, чем у его современников. Впечатление такое, что он обретает свой мир в двадцатилетнем возрасте, а дальше просто осваивает территорию этого мира, не выходя за его пределы. К сложившейся в молодости картине его музыкальных жанров зрелость лишь добавляет новые штрихи. 

Совершенство музыкальных форм Шопена, их самодостаточная независимость от внемузыкальных факторов позволяет сказать, что музыка для него была выражением мирового порядка. Единственный из романтиков он может быть в этом плане поставлен рядом с Иоганном Себастьяном Бахом  -  при всех различиях эпохи и творчества.

Шопен был единственным из крупных композиторов 19 века, который работа всю жизнь практически с одним-единственным инструментом: фортепиано.  Все, что лежит за границами фортепианного звука, в его мир не укладывается. Только иногда возникает крамольная мысль: в границах этого звука ему становится тесно. Он не пытается "оркестровать" свой инструмент, как делали Бетховен, Лист или Рахманинов. Нет, у него встречаются моменты, когда ему тесно в звуке вообще, в звуке как в материальной стороне искусства. Удивительно глубоко и точно скажет о таких явлениях Эрнст Курт:

           Звучание мертво. То, что живет в нем  -  это воля к звучанию. 

Шопен был, Шопен остается и останется одной из самых непостижимых загадок в истории музыки.

Проект «Истории по нотам», блог muzium.org 

Лектор: Валерий Сторожук