2 ноября 2016
Концертный зал имени П. И. Чайковского
схема проездаДля просмотра видео вам необходимо Зарегистрироваться
Личный кабинет на meloman.ru — это:
или
Войти в Личный кабинет
Абонемент №10:
V Международный фестиваль актуальной музыки
«Другое пространство»
Полную программу фестиваля вы можете посмотреть здесь
Олег Пайбердин (р. 1971)
Vox / «Глас» для большого симфонического оркестра (Премьера оркестровой версии, 2016)
Название Vox («Глас») подчеркивает важную для меня внутреннюю связь с ранней европейской музыкальной традицией, конкретнее, с жанром органума. В этом жанре на протяжении веков монодия (одноголосие) постепенно превращалась в многоголосие. Голос, ведущий хоральную мелодию, назывался vox principalis. Параллельно дублирующий хоральную мелодию голос назывался vox organalis.
Именно в жанре органума возникла четкая грань, отделившая монодическое мышление в музыкальной культуре всего Древнего мира (включая и Древний Восток), монодические ранние формы христианского пения от новозападной культуры, основанной на многоголосной гармонии. В органуме vox organalis как будто поменялся местами с vox principalis. Ведущий голос ушел в тень, стал сопровождающим («аккомпанирующим»), растянулся под влиянием голосов «надстройки» и растворился во времени. Произошла аберрация восприятия: органальные голоса в силу коротких длительностей и расположения над основным голосом, переключили внимание на себя.
В сочинении Vox мне хотелось совершить движение как бы в обратном направлении. Подойти к той точке, где vox principalis обретает себя, где мелизматическая органальная (интонационная) «надстройка» горизонтально прикрепляется в конце каждого хорального звука и становится его завершающим кадансом. Вертикаль снова превращается в горизонталь. Происходит возвращение к истокам. В этом смысле vox — уже глас, призыв, зов.
Олег Пайбердин
Владимир Николаев (р. 1953)
«Фантомы» для симфонического оркестра (Мировая премьера)
Фантомы — это и причудливая игра звуковых пространств, и неуловимые, ускользающие образы, трудно поддающиеся определению. Они живут своей таинственной жизнью, рождаемые пластикой дирижерских рук. Их трудно разглядеть, невозможно ухватить. Тем не менее, из них возникает вполне зримая конструкция, складывается законченная история…
Владимир Николаев
Пьер Булез (1925—2016)
«Ритуал памяти Бруно Мадерны» для оркестра из восьми групп
Булез «Ритуал» посвятил памяти Бруно Мадерны (1920-1973), итальянского композитора, педагога и дирижера. Мадерна был другом Булеза, его товарищем по Дармштадтским курсам, одним из родоначальников, энтузиастов и популяризаторов послевоенной новой музыки.
Среди всех сочинений Булеза «Ритуал» – самое экстравертное и драматургически эффектное. Своей яркой сценичностью и чеканными мотивами-сигналами оно способно захватить даже слушателя, мало знакомого с музыкой композитора. Булез называет «Ритуал» «церемонией памяти, где происходят многочисленные повторения одной и той же формулы в постоянно изменяющихся окружениях и перспективах». Принцип постоянного «переживания заново» одной музыкальной идеи во многом подсказан равелевским «Болеро». Здесь эта идея-структура строится на мотивных группах, состоящих из звуков, в обозначениях которых заложена анаграмма фамилии MADERNA.Кшиштоф Пендерецкий находил в этой партитуре также сближение с «ритуальными» произведениями Мессиана.
Состав оркестра «Ритуала» весьма обширен. Число духовых – от 4 до 6 на каждый род инструментов, также участвует 9 исполнителей на ударных и при этом всего 6 скрипок, 2 альта и 2 виолончели. Оркестр с самого начала разделен на восемь групп разной величины, расположенных на сцене внешне в строгом симметричном порядке, предписанном автором в виде специального рисунка в партитуре. Сама идея пространственного разделения подсказана Булезу творчеством Мадерны, памяти которого эта вещь посвящена и который в своей музыке неоднократно обращался к подобным решениям (как, например, в Quadrivium 1969 года).
Каждая из групп состоит из определенного количества либо духовых, либо струнных инструментов, и к каждой «прикомандирована» одна группа ударных – за исключением последней, восьмой (VIII), самой многочисленной группы, расположенной на самом дальнем крае сцены: здесь ансамбль из 4 труб, 6 валторн и 4 тромбонов сопровождают сразу две группы ударных.
Ударные задают темп и пульсацию для каждой из групп, в которой они участвуют. Таким образом каждая группа «живет» в своем независимом темпе, и когда они начинают звучат вместе, возникает последовательный эффект «политемповости»: полифонии движений и пульсов, общим стержнем которой является лишь дирижер. Так Булез реализует идею подвижности и открытости музыкальной структуры.
Премьера состоялась в Лондоне в 1975 году в исполнении Симфонического оркестра Би-Би-Си под управлением автора.
Антон Сафронов
Дьёрдь Куртаг (р. 1926)
«Маленькая торжественная музыка» для оркестра (посвящается Пьеру Булезу)
Это короткое оркестровое «приношение» Куртаг написал в 2015 году по заказу Люцернского фестиваля, где чествовали Булеза к его 90-летию. «Маленькая торжественная музыка» продолжает череду многочисленных «посвящений», «приношений» и «посланий» Куртага – и оно далеко не первое из его сочинений, посвящённых Булезу. Ровно 30 лет назад композитор предпослал ему один из своих «Фрагментов из Кафки» (1986), а в 2000 году посвятил Булезу короткое «приношение» для фортепиано. Булез сыграл очень важную роль в жизни Куртага, дав ему путёвку в большую жизнь, когда исполнил вокальный цикл «Послания покойной Р. В. Трусовой» на слова Риммы Далош (1980). С этого исполнения началась мировая известность Куртага. Оба композитора, почти что ровесники (Булез был старше Куртага всего на один год), представляют собой совершенно разные, едва ли не полярные творческие миры. Звуковой мир Булеза абсолютно однороден и «аутопоэтичен». Мир Куртага — это постмодернистская открытость, «интертекстуальный» диалог музыкальных знаков и жестов. При этом отношение двух авторов друг к другу всегда отличалось неизменным уважением и интересом.
В приношении Булезу Куртаг использует большой состав оркестра с расширенной группой ударных и «декоративно»-мелодических инструментов, в которую входят, среди прочего, арфа, челеста, вибрафон, колокол, баян, стальной барабан (с определённой высотой звука), засурдиненное пианино и венгерские цимбалы: излюбленный инструмент композитора, создающий ностальгическое звучание его родины. Оркестр звучит медленно и торжественно, с преобладанием хорального склада — подобно «звуковой стеле». Звуковые монолиты и диалоги массивных инструментальных групп создают тонкие звуковые перекраски, оттенки смыслов и аллюзий. Как и во многих сочинениях Куртага, в ремарках к партитуре подчёркивается ряд важных ассоциаций. В начале цитируются обозначения из сонат Бетховена: из первой части Сонаты опус 27 №1 («Лунной») — “si deve suonare tutto pezzo questo delicatissimamente” («всю эту пьесу требуется исполнять деликатнейшим образом») — и из медленной части Сонаты опус 106 («Хаммерклавир») — “con molto sentimento” («с сильным чувством»). К последней музыкальной фразе сочинения подписаны слова, перефразирующие «мотивный эпиграф» из последнего квартета Бетховена опус 135: “…Soll es sein?...” — вместо “Muss es sein?” («…Нужно ли этому быть?... » — вместо «Должно ли это быть? »).
Сочинение прозвучало на Люцернском фестивале в августе 2015 года под управлением Маттиаса Пинчера, немецкого композитора и дирижёра. Осенью того же года сверхтребовательный к себе композитор сделал новую редакцию партитуры. В этой редакции звучит российская премьера «Маленькой торжественной музыки».
Антон Сафронов
Галина Уствольская (1919—2006)
Симфония № 2 «Истинная, Вечная Благость» для оркестра и голоса соло на текст Германа Расслабленного (1979)
Cочинение открывает период поздних симфоний Уствольской (со Второй по Пятую), которые по содержанию и композиционным принципам разительно отличаются от ее первого произведения с аналогичным жанровым обозначением. Составы исполнителей всех этих четырех партитур весьма непривычны для симфонического жанра. Число участников в каждой из симфоний Уствольской, начиная с Третьей, не превышает небольшого ансамбля солистов. В них также участвует голос – всякий раз с текстами духовного содержания. Подзаголовок Второй симфонии («Истинная, Вечная Благость») был удален с титульного листа советского издания партитуры. Во всех зрелых симфониях Уствольской голос звучит одиноко, из подполья, словно рвущийся к Божественному из глубокой бездны. Не случайно автор подчеркивает, что это «голос соло», и ставит его обозначение уже после перечня инструментов, участвующих в сочинении.
Голос вступает всегда редко и весьма скупо. Текст, который он озвучивает, расширяет смысл в высшей степени экспрессивного звучания инструментальной части. Это не столько пение, сколько призыв – или даже отчаянный выкрик, ощущение себя во Тьме, из которой лишь угадываются далекие очертания Света. Согласно ремаркам самой Уствольской, солист должен быть одет в черную рубашку и использовать микрофон. Если последняя, Пятая симфония Уствольской («Amen», 1990) написана на слова канонической молитвы «Отче наш», то во Второй, Третьей и Четвертой симфониях звучат русские переводы отрывков из поэтических текстов Германа Расслабленного (Германа из Райхенау, 1013-1054) –средневекового монаха, выдающегося ученого, поэта и музыканта, с детства страдавшего параличем. (Позднее он был прославлен Римско-католической церковью.)
Из поздних симфоний Уствольской Вторая – самая большая по числу исполнителей. В ней участвуют всего 24 человека, включая голос. Как и во многих сочинениях Уствольской, состав предельно аскетичен в выборе тембров, но изобилует непривычно большим числом инструментов одного и того же вида, объединенных в группы: 6 флейт, 6 гобоев, 6 труб, 1 тромбон, 1 туба, 2 ударных (средний и малый барабан) и 1 рояль (с открытой крышкой). Струнных нет вообще. Такой «непрактичный» состав, весьма характерный для Уствольской, – причина, по которой ее Вторая симфония столь редко исполняется в концертах. Предельные концентрации одних и тех же тембров создают мощнейшие звуковые “грозди” (кластеры) – излюбленные элементы музыкального языка Уствольской, до крайности уплотняющие ее и без того заостренные музыкальные фразы, сталкивающиеся в высоких и низких регистрах.
Как и всегда у Уствольской, текст Германа Расслабленного сводится лишь к нескольким строкам, которые звучат в партии солиста:
Господи!
Истинная и Благая Вечность!
Вечная и Благая Истина!
Истинная, Вечная Благость!
Господи!
Антон Сафронов
Владимир Мартынов (р. 1946)
«Танцы с умершим другом» для фортепиано с оркестром
«Тогда, можно поручиться, человек исчезнет как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке» – под знаком этих слов, написанных Мишелем Фуко в 1966 году, для меня прошла вся вторая половина XX века. На моих глазах мир с каждым годом все явственнее и явственнее утрачивал привычные человеческие черты. Но это всеобщее и глобальное исчезновение человека навсегда обозначилось для меня через одно событие. В 1966 году в возрасте 19 лет умер мой друг Юрий Чернушевич. Мы вместе учились в училище, вместе поступали в консерваторию, вместе постигали секреты композиции под руководством Николая Николаевича Сидельникова и мечтали о новых формах музицирования. Одаренность Чернушевича носила какой-то особый характер, и мне кажется, что картина современной музыкальной жизни была бы иной – будь он жив. Буквально за месяц до смерти он закончил лучшее свое произведение – «Мадригалы на стихи Омара Хайяма». Текст заключительного мадригала сразу же показался каким-то странно-пророческим:
Этот мир зеленый, алый, голубой
Будет скоро отнят у тебя судьбой.
Так ступай и сердце ты вручи тому,
Кто всегда с тобой, кто везде с тобой.
Именно этот мадригал я выбрал в качестве отправной точки для нашего воображаемого совместного музицирования, для нашего воображаемого диалога. Вряд ли это можно назвать произведением в полном смысле этого слова. Скорее это попытка услышать шум набегающих волн времени, попытка удержать в памяти ускользающий образ…»
Владимир Мартынов