Берлиоз. «Ромео и Джульетта» – драматическая симфония для солистов, хора и оркестра

Трагедию Шекспира «Ромео и Джульетта» Берлиоз впервые увидел 15 сентября 1827 года во время гастролей английской труппы в парижском театре Одеон. Роль Джульетты исполняла 27-летняя Генриетта Смитсон, в которую 24-летний композитор влюбился без памяти. Три года он провел в лихорадочных попытках привлечь ее внимание, но безуспешно.

Получив в 1830-м Римскую премию, Берлиоз отправился в Италию, где все вокруг живо напоминало ему о месте действия «Ромео и Джульетты». Во Флоренции он слушал оперу Беллини «Капулети и Монтекки» и постепенно набросал подробный план собственного сочинения на сюжет Шекспира. Хотя Эмиль Дешан, ставший впоследствии либреттистом «Ромео и Джульетты», утверждал, что они разработали план симфонии еще в 1828 году, под непосредственным впечатлением от спектаклей с участием Смитсон.

Вернувшись в Париж, Берлиоз продолжал грезить своей «Джульеттой» и даже снял тот самый номер в отеле, где некогда жила она. Сама же Генриетта, к тому моменту лишившаяся прежнего блеска славы, с трудом сводила концы с концами. Она не смогла устоять перед очередной попыткой Берлиоза завоевать ее — «Фантастической симфонией», где Гектор в романтически преувеличенном ключе поведал миру о своей любви. В октябре следующего года, несмотря на противодействие обеих семей, Берлиоз женился на Генриетте Смитсон. Но их жизнь омрачали постоянные денежные трудности и раздражительность супруги, завидовавшей растущей славе мужа.

Вернуться к замыслу «Ромео и Джульетты» помог счастливый случай. 16 декабря 1838 года концерт, где звучали две симфонии Берлиоза, посетил Никколо Паганини, давний поклонник его таланта. Под аплодисменты публики он встал на колени перед композитором, а на следующий день прислал любезное письмо, где назвал его наследником Бетховена, и чек на 20 тысяч франков. Впервые за многие годы Гектор смог расплатиться с долгами, не думать, как прокормить жену и маленького сына, а полностью посвятить себя творчеству. По его словам, он теперь мог «плыть по морю блаженства», сочиняя «Ромео и Джульетту».

К 8 сентября 1839 года он завершил огромную партитуру для симфонического оркестра, трех хоров и трех солистов, посвятив ее Паганини (увы, тот вскоре скончался, не услышав «Ромео и Джульетты»). 24 ноября после двух месяцев репетиций премьера состоялась под руководством автора; афиша с гордостью сообщала, что оркестр состоит из ста музыкантов, а хор из ста одного. В переполненном зале Парижской консерватории присутствовали даже члены королевской семьи. «Это был наиболее крупный успех, какой я когда-либо имел», «меня сокрушили криками, слезами, аплодисментами, всем», — писал композитор. В числе зрителей был Рихард Вагнер, признавшийся, что рядом с Берлиозом почувствовал себя школьником.

Для своей третьей симфонии Берлиоз фактически изобрел новый жанр, обозначив его как «драматическая симфония с хорами и вокальными соло». В предисловии к партитуре он объяснял, что пение, возникающее в начале, должно подготовить к восприятию последующих сцен, где сюжет и чувства персонажей выражены средствами оркестра. Ромео и Джульетта — образы исключительно симфонические; отказ от вокальных дуэтов Берлиоз мотивировал тем, что хотел «придать фантазии свободу, которую определенный смысл спетого слова не может ей предоставить» и говорить на оркестровом языке — «более богатом, более разнообразном, менее сдержанном и благодаря своей неопределенности — неизмеримо более могущественном».

Либретто основано на пьесе Шекспира в редакции Дэвида Гаррика: в ней Джульетта просыпается до того, как умирает Ромео. Берлиоз и поэт Эмиль Дешан не следуют за сюжетом буквально, в центре их внимания — события первого и последнего актов трагедии, которые представлены очень подробно: о них то рассказывается, то они оживают в драматических сценах, то воплощаются средствами оркестра.

Партитуру «Ромео и Джульетты» отличает исключительная виртуозность оркестрового письма. Вокальные силы Берлиоз использует экономно, лишь в финале представляя их во всей мощи. Стилистические нити от этой симфонии тянутся в прошлое — к Бетховену, и в будущее — к Вагнеру. От Бетховена Берлиоз усвоил само понимание программной музыки, которая может быть выразительной, не будучи наивной, приемы симфонических скерцо и эффектного хорового финала — связь «Ромео и Джульетты» с Девятой симфонией очевидна. Изобретательно используя лейттемы, Берлиоз закладывал основу лейтмотивной системы Вагнера. Последний любил и хорошо знал «Ромео и Джульетту», ставшую прямой предшественницей «Тристана и Изольды» (не случайно возникло родство между первыми тактами оперы с началом второй части симфонии). В 1860 году Вагнер отправил Берлиозу опубликованную партитуру «Тристана» с надписью: «Великому и дорогому автору “Ромео и Джульетты” от благодарного автора “Тристана и Изольды”».

Симфонию можно поделить на три раздела; каждый состоит из нескольких эпизодов с развернутыми подзаголовками, а общая структура напоминает скорее ораторию, чем симфонию. Здесь Берлиоз вновь раздвинул границы возможностей современного ему оркестра — с точки зрения программных возможностей, красочности и виртуозности оркестрового письма. И хотя эти слова можно отнести к большей части музыки Берлиоза, они особенно справедливы в отношении «Ромео и Джульетты», написанной на пике его сил и творческих амбиций.

«Ромео и Джульетта» — самый совершенный образец синтеза оперной и симфонической музыки в творчестве Берлиоза и одно из лучших его произведений. Яркие симфонические «декорации» этого сочинения превосходят многие оперы. Берлиоз очень любил эту симфонию и в мемуарах называл «Сцену любви» (Adagio) своим самым любимым произведением.

Однако его брак с «Джульеттой» не принес счастья. Развод был невозможен; через 10 лет после свадьбы супруги просто разъехались, а композитор продолжал обеспечивать тяжело больную Генриетту вплоть до ее смерти в 1854 году. И хотя Гектор теперь мог жениться снова (долгие отношения уже связывали его с певицей Марии Ресио), в мемуарах он писал: «Я не в силах передать муки моего сердца, причиненные этой потерей... Наряду с сожалением об этой угасшей любви, во мне рождалось стремление раствориться в неизмеримой, страшной, необъятной и неиссякаемой жалости, которая подавляла меня вместе с воспоминаниями о несчастьях моей бедной Генриетты». И восклицал: «Шекспир! Шекспир!.. Лишь он один может пожалеть нас обоих, двух несчастных артистов, любящих и терзающих один другого. Шекспир! Шекспир!.. Это ты — отец сущий на небеси, если только есть оно, небо».

Получив семейное место на кладбище, Берлиоз распорядился перенести туда прах бывшей возлюбленной, и сегодня они — Берлиоз и две его супруги — покоятся там вместе.

Наталия Сурнина