Оперный эксперт и драматург Илья Кухаренко представляет мини-цикл лекций «Опера. Одержимость»
Опера словно была создана для всепоглощающих страстей. То, что в других искусствах считалось бы преувеличенным и варварским, в опере XVIII-XIX века кажется вполне уместным. Но даже на оперных подмостках обаяние страстей в конце концов поблекло, уступив место сомнению в романтических идеалах, а родившийся на рубеже XIX-XX веков психоанализ окончательно поместил одержимость в списки болезненных и деструктивных состояний. В этом контексте оперы двух великих композиторов ХХ века – «Игрок» Сергея Прокофьева и «Саломея» Рихарда Штрауса – складываются в своеобразную дилогию про две разрушительные одержимости: игромано-любовную и эротически-религиозную.
Рихард Штраус. «Саломея»
Триумф сопрано Асмик Григорян и режиссера Ромео Кастеллуччи в Зальцбурге. «Саломея» – один из самых скандальных сюжетов начала ХХ века. Еще Флобер впервые высказал идею о том, что юная Саломея потребовала голову пророка не по наущению матери, а по собственному желанию, поскольку ее страсть не получила удовлетворения. Оскар Уайльд в своей знаменитой пьесе довел эту идею до логического предела, а Рихард Штраус, почти не меняя текста, написал экспрессионистский шедевр, музыка которого уже без всякого стеснения оглядывалась на Фрейда. Все эти мотивы, безусловно, есть и в постановке Кастеллуччи. Но в отличие от множества других «Саломей», его история развивается в пространстве красивых и странных символов и ритуалов, внутри которых живет героиня Асмик Григорян, слегка напоминающая Вайнону Райдер в фильме «Прерванная жизнь».
Илья Кухаренко
«Тайна любви больше тайны смерти» – поет в финале оперы Рихарда Штрауса до безумия влюбленная Саломея, поцеловав в губы отрубленную голову пророка Иоканаана. Зальцбургский спектакль 2018 года стал настоящей сенсацией во многом благодаря исполнительнице главной партии Асмик Григорян и Венскому филармоническому оркестру под управлением Франца Вельзера-Мёста. А режиссер и художник Ромео Кастеллуччи завораживает слушателей тайнами своей эстетски-психоаналитической трактовки этого декадентского сгустка страсти и пророчества.
