К 90-летию Леонида  Когана

Леонид Коган (1924–1982)

«Я хочу играть так, как чувствую», – эти слова Леонида Когана выражали его творческую позицию, активное отношение к музыке, оживающей под его смычком. Он прекрасно понимал, что передать слушателям все неповторимое разнообразие, всю глубину образов музыкального сочинения – задача предельно трудная, требующая от артиста напряжения всех духовных сил, требующая выработки своего яркого, индивидуального языка.

Необычайная техника Когана, густой, напряженный, переливающийся всеми тембрами голос его скрипки, масштабность выражения узнавались сразу как приметы его таланта. Неповторимость Когана – магнит, который притягивал на его концерт самых разных слушателей. И скрипач не обманывал ожиданий. Критики говорили про Когана, что «он родился со скрипкой в руках».

Палитра искусства Леонида Борисовича Когана была поистине неисчерпаема: от нежнейшей лирики, экстатического упоения, поэтического размышления до философской глубины, мужественной героики. И всегда при этом – предельная динамичность, художественная воля, как бы спрессовывающая музыкальное время в сгусток необыкновенной выразительной силы. Мощное звучание его скрипки вызывало ассоциации с удалью древних богатырей, народным праздником, эпическим размахом. В его искусстве нашла воплощение и впитанная с детства широта лирической задушевности русских и, особенно, украинских песен, и блеск, зажигательность танцевальной стихии, и сложные ритмы мира ХХ века. Любое произведение в исполнении этого замечательного артиста получало новую жизнь, сверкало неожиданными гранями, покоряло смелым творческим решением.

Народный артист СССР, лауреат Ленинской премии, профессор Московской консерватории Леонид Борисович Коган вошел в историю советской музыкальной культуры как один из выдающихся скрипачей мира. «Он – действительно народный артист, – сказал о нем Арам Хачатурян. – Коган играет в разных городах, республиках, выступает перед самыми разными аудиториями, играет классические и современные произведения, умеет находить путь к сердцам людей. Он умеет слушать и слышать время, эпоху, мыслить глубоко и оригинально».

Почти полвека звучала с эстрады скрипка Леонида Когана. Ее голос стал знаком слушателям всех континентов. Он был благороден, богат философским, гуманистическим содержанием в классическом репертуаре – произведениях Баха, Бетховена, Брамса, Чайковского. В романтически-виртуозных сочинениях Паганини, Венявского, Сарасате слушателей поражал накал эмоционального напряжения, блеск техники, красочность звуковой палитры. В интерпретации образов советских композиторов – Прокофьева, Шостаковича, Хачатуряна, Караева, Вайнберга – раскрывались масштабные, динамические концепции современного видения мира в его острейших социальных противоречиях, борьбе за светлые идеалы человечества.

Леонид Коган родился в 1924 году в Днепропетровске в семье фотографа. С самого раннего детства он тянулся к музыке, знал много песен. Уже в три года в свой день рождения исполнил гостям «Дубинушку». Затем начались занятия – сначала на фортепиано, позже на скрипке, которая стала его любимым инструментом. Семилетний скрипач дебютирует «Жаворонком» Глинки – уже как ученик местного музыкального училища, где он занимается в классе известного педагога Ф. Г. Ямпольского. Природная одаренность, интенсивность занятий предопределили ранние успехи молодого музыканта. В возрасте 9 лет он становится победителем областного конкурса юных исполнителей-скрипачей, выступает в Харькове. Учитывая выдающийся талант мальчика, Днепропетровский обком партии направляет Когана в Москву – в особую детскую группу при Московской консерватории, в класс замечательного педагога профессора А. И. Ямпольского.

С первого выхода на эстраду в Москве в 1935 году начинается непрерывная концертная деятельность Когана. Незадолго перед войной он дебютирует с оркестром на сцене Большого зала консерватории, исполняя концерт для скрипки Брамса. В годы войны – бесчисленные концерты в госпиталях, на заводах, в блокадном Ленинграде. Еще студентом консерватории в 1947 году скрипач получает высшую награду на художественном конкурсе Международного фестиваля демократической молодежи в Праге, а в 1951 году, будучи уже аспирантом консерватории, завоевывает первую премию на труднейшем музыкальном соревновании – Международном конкурсе имени бельгийской королевы Елизаветы в Брюсселе. Имя Когана приобретает мировую славу. С триумфом проходят его выступления в городах нашей страны, а с 1953 года начинаются постоянные международные гастроли.

В конце 40-х годов у Когана возникает творческий контакт с замечательной скрипачкой, лауреатом Первого международного конкурса имени Э. Изаи в Брюсселе Елизаветой Григорьевной Гилельс. Они много выступают вместе, музицируют. Дружба перерастает в более глубокое чувство. В 1948 году они решают объединить свои судьбы. В семье Когана двое детей, ставших также музыкантами, лауреатами международных конкурсов: сын Павел – скрипач и дирижер, дочь Нина – пианистка. «Часто мы выступаем вместе, – говорил Леонид Коган, – и всех нас объединяет огромная любовь к музыке, искусству. Судьба связала нас творчески так тесно, что в лице Павла и Нины я имею постоянных партнеров как в сольных, так и в симфонических концертах».

Этапным для Леонида Когана стал 1955 год, когда он впервые концертировал во Франции. Его интерпретация Первого концерта Паганини вызвала сенсацию. Известный критик Э. Журдан-Моранж писала, что возникло ощущение, «будто сам Паганини находится на эстраде и играет свой концерт». В Париже Коган приобрел скрипку работы знаменитого итальянского мастера Гварнери дель Джезу, инструменты которого любил за их мощное звучание и напряженный, густой тембр.

В следующем году искусству Леонида Когана аплодируют слушатели стран Латинской Америки, где его называют «великим виртуозом нашего времени». В 1958 году – первое турне по Соединенным Штатам Америки. После концерта в Карнеги-холл отмечалась глубина его интерпретации: «Коган – редкий случай среди артистов-исполнителей: музыкальнейший из музыкантов, он имеет постоянно грандиознейший успех у публики». Неизгладимое впечатление оставили встречи с Я. Хейфецем, М. Эльманом, П. Монте и другими выдающимися музыкантами. В том же году искусством советского скрипача восхищались японские слушатели, а в 1962 – слушатели Австралии и Новой Зеландии.

Необычайно уплотнен был график концертов Когана: выступления в городах нашей страны перемежались с зарубежными гастролями. Так, в 1982 году – последнем году жизни – он выступал в Москве, Ленинграде, Харькове, Саратове и других городах, гастролировал в Италии, Франции, Греции, Чехословакии, Швейцарии, ФРГ, Испании, Дании, Австрии… Кроме этого был председателем жюри крупнейшего международного конкурса скрипачей – конкурса имени П. И. Чайковского в Москве. И, как всегда, вел занятия со студентами консерватории.

На протяжении всего творческого пути стиль Когана менялся. В период ученичества, первых выступлений интересы скрипача были связаны преимущественно с музыкой композиторов виртуозно-романтического склада – Паганини, Венявского, Вьетана. «Мне в это время, – вспоминал артист, – в основном хотелось играть чисто скрипичные, сложные в техническом отношении произведения, написанные с большим блеском, знанием инструмента и истинной виртуозностью». Пленял мир взволнованных романтических образов, и Когану удалось проникнуть в истинную «душу» виртуозных шедевров, скрытую за блестящей инструментальностью их наряда. Не случайно поэтому именно трактовка сочинений Паганини стала одной из вершин творчества артиста. Коган впечатляюще и рельефно воссоздавал паганиниевскую энергию мышления, героику и величие и при этом наполнял музыку острым чувством современности.

Знаменательными в артистическом пути Когана стали 1949–1950 годы, когда скрипач с поразительной творческой отдачей и совершенством исполнил Первый концерт Паганини в авторской редакции и совершил художественный подвиг, сыграв в одном концерте все 24 каприса великого итальянца. «Виртуозный» этап был закономерным в становлении артиста, в нахождении оригинальных, впечатляющих, порой неожиданных решений, отказе от проторенных путей, в предельной отточенности художественной мысли, техники.

Природная скрипичность Когана, его ослепительное мастерство завораживали. Критика легко поддавалась этому впечатлению и надолго закрепила за артистом амплуа виртуоза-романтика. И как бы оппонируя критике, Коган резко сокращает исполнение произведений виртуозно-скрипичного репертуара, многое переосмысливает в своей практике. В его программах все большее место начинают занимать произведения иного плана: основой репертуара становятся сочинения крупной формы, классические и современные концерты и сонаты.

На смену Паганини, Венявскому, Сарасате приходят Берг, Моцарт, Бетховен, Брамс, Чайковский, Глазунов, Прокофьев, Шостакович. Итогом работы над произведениями различного стиля стал исторический цикл скрипичных классических концертов, проведенный артистом в сезоне 1956/57 года. Здесь проявилась счастливая способность таланта Когана – сочетание философского прочтения замысла композитора с остросовременным его звучанием, применением богатой палитры всех средств скрипичной выразительности.

Интенсивно развертывается содружество скрипача с советскими и зарубежными композиторами. А. Хачатурян, написавший для него сверкающий красками концерт-рапсодию, говорил: «Когда я задумал создать второй цикл инструментальных концертов – на этот раз Концертов-Рапсодий, – первый из них я написал и посвятил именно Когану. Работая над этим сочинением, я все время имел в виду его могучий талант, его понимание музыки, его изумительный красочный звук, техническое мастерство. Когда концерт был окончен, я показал его Когану, и этот исключительно умный проницательный человек, удивительно разбирающийся в вопросах музыки, кое-что посоветовал мне весьма интересное. Ну и конечно, первое исполнительское прочтение концерта целиком принадлежит ему».

Создали для артиста свои концерты Т. Хренников, Л. Книппер, К. Караев, М. Вайнберг, Р. Бунин, А. Жоливе, В. Мортари и многие другие. Когану принадлежит тот образец интерпретации, который стал ориентиром для других, высветил в этих произведениях главное – образ человека сегодняшнего дня, человека-творца. Работа над современными произведениями оказала сильнейшее воздействие на формирование скрипичного стиля, обогащение средств выразительности. Именно здесь Когану-интерпретатору открылась большая свобода для смелого творческого эксперимента, поиска форм воплощения замысла композитора, воздействующих на слушателя выразительных средств.

Именно здесь сконцентрировались находки новаторских интонационных решений, темброво-колористических эффектов, а также зримо проявилась связь искусства Когана с аудиторией, знание общественных настроений, тенденции развития индивидуальной и массовой психологии. Скрипач овладел искусством чуткого слышания аудитории, «попадая в фокус» слушательского внимания.

Исполнительское прочтение Первого концерта Д. Шостаковича в большой степени способствовало художественному выражению личности скрипача. Играя это сочинение, Коган нашел интересные, «яростные» краски. Его смычок, действительно, был схож со сверкающей «сарматской саблей», как отмечалось в зарубежной печати. Этот концерт, где композитором была воплощена концепция: современный человек и время, – стал самой «гражданственной» работой музыканта. Не случайно исполнение этого концерта было положено в основу первого фильма об артисте («Леонид Коган», 1966, киностудия Научно-популярных фильмов, режиссер С. Райтбурт).

На протяжении лет менялась когановская трактовка концерта, захватывая все более глубокие пласты выраженного в нем содержания. Вначале преобладали черты романтический экспрессии, динамического напора, затем на первый план заметно вышли философско-психологические основы замысла композитора, его размышления о судьбах человека и мира. В связи с этим укрупнился масштаб музыкальных образов, рельефнее, мощнее стала их пластика, ярче и глубже проявилось единство лирического и эпического начал. Художник расширяет «рамки» произведения, создавая ощущение диалога с композитором. Подобный подход к исполнительским задачам представляется очень современным.

В 70-х годах стиль артиста вновь претерпевает эволюцию. В игре появляются графичность, лаконизм, скупее и точнее применяются в классическом репертуаре броские средства выразительности. Игра приобретает часто характер доверительного рассказа, а не речи трибуна. Современной публике, тонко чувствующей и остро мыслящей, Коган по-новому открывает духовное богатство классики, совершенство музыкальных форм. Именно в таком ключе был исполнен в дуэте с западногерманским музыкантом Карлом Рихтером цикл сонат Баха для скрипки и чембало, а затем с Ниной Коган цикл бетховенских сонат. «Мне хочется, – говорил Коган», – по-современному подойти к Баху. Для меня его музыка – проявление гения титанической мощи. Все грани этого гения сверкают с ослепительной яркостью. В его сочинениях гораздо больше экспрессии, душевной теплоты и человечности, чем думают иногда специалисты, представляя себе Баха как “великого философа XVIII века”. Хочется не упустить возможности наиболее эмоционально сыграть его музыку, как она того заслуживает». Погружение в стиль композитора закономерно привело Когана к монографическому охвату скрипичного творчества великих композиторов прошлого и настоящего: Бетховена, Брамса, Чайковского, Глазунова, Прокофьева. Подобное целостное решение, полагал скрипач, помогает не только понять и сделать доступными слушателю глубинные слои искусства, но и оценить влияние традиций на современную музыку, сегодняшнее мышление.

Казалось, что романтика и виртуозность – всего лишь дань юности, что они навсегда остаются вместе с нею в прошлом, что классика и современные сочинения – истинное призвание музыканта. И вдруг Коган вновь поразил поворотом своего искусства. «У любого исполнителя, – объяснял он, – всегда чередуются периоды. Иногда их смена происходит непроизвольно, как бы не зависит от субъективных целей или желаний музыканта, который даже не хочет этого. Но неожиданно вдруг обнаруживаешь, что кое-что начало меняться – и в манере, и в репертуаре. Возникает другой стиль, отношение, а каким путем это пришло – непонятно».

И Коган вновь возвращается к скрипичным виртуозным сочинениям, но это не повторение пройденного, а переосмысление. Неожиданным был сам принцип построения программы – сочетания скрипичных концертов с миниатюрами и обработками, но исполненными с аккомпанементом оркестра. Широкий стилистический охват различных пластов инструментальной музыки – как бы исторический цикл скрипичных произведений – привел Когана к нахождению новой, своеобразной исполнительской формы. Артист доказал, что творчество музыканта-исполнителя – не только в расширении границ интерпретации, но и в конструировании логики целостного решения всей программы концерта, которой придается единая форма.

Подобное отношение наметилось у Когана еще в молодости. Достаточно вспомнить целостное художественное решение им полного цикла каприсов Паганини, когда все они были объединены сквозной исполнительской логикой. В миниатюрах, исполненных Коганом, романтическая музыка во многом была переосмыслена реалистически. И это придало им особый колорит, сделало их близкими современному слушателю. И тогда органичнее в одной программе стали сочетаться произведения Паганини, Венявского, Сарасате и сочинения Баха, Бетховена, Брамса.

Внимание к достижению единства в интерпретации произведений различных стилей было не случайным. Артист хотел, чтобы слушатели, особенно молодые, пришедшие в концертные залы в минувшие два десятилетия, когда виртуозно-романтические произведения исполнялись довольно редко, приобрели вкус к лучшим образцам этой музыки, занимающей важное место в истории музыкальной культуры.

«Из скрипки в последнее время критики и музыковеды сделали “философский” инструмент и забыли об инструментальности, красочности скрипки, импровизационной свободе, – не без горечи констатировал Коган. – Сужение скрипичного репертуара лишило публику важного и нужного ей. Я ощущаю в этом отношении необходимость сдвига. Программы должны включать не только классические и современные сонаты и концерты, но и романтическую и виртуозную музыку, миниатюры – весь богатый скрипичный репертуар». Скрипач остро чувствовал: необходим новый творческий импульс, чтобы классика зазвучала вновь в полный голос.

Исполнение миниатюр послужило для Когана первым толчком к изменению своего репертуара. Дополнительным стимулом стало участие артиста в 1982 году в съемках телевизионного четырехсерийного фильма к 200-летию со дня рождения Паганини, где Коган исполнял отрывки из произведений гениального скрипача. «Работа над фильмом, – говорил Коган, – сыграла решающую роль в том, что на меня опять нахлынули воспоминания о самых лучших юношеских годах, когда не только приятно и упоительно, но и легко было играть виртуозно-романтическую музыку. И, по-видимому, еще к этому подтолкнул гений Паганини – и скрипичный, и композиторский. Этот новый подход к романтической виртуозной музыке начался, когда я вернулся к Паганини, к тем произведениям, которые играл ранее. Мне захотелось их сыграть – и я сыграл! Надо сказать, что кое-что получилось лучше, чем тогда, кое-что хуже. Но баланс оказался нормальным. Самое интересное, когда я возвратился к виртуозным сочинениям – то ли потому, что много их играл в молодости, то ли по другой причине, – сама игра тоже как-то помолодела! Как и почему это произошло? Какие чувства заставили правую и левую руки работать совершенно по-иному, чем в последнем периоде концертной деятельности? – Я не знаю. Но отношение и задор юношеских лет запечатлелись в глубине мышления и снова вышли наружу. Это мне самому было удивительно и приятно».

Искусству Когана всегда в большой степени было присуще организующее начало. В последние годы оно приняло новый, более высокий и действенный характер. Убежденный сам, скрипач всегда хотел непременно убедить всех, заставить почувствовать так, как чувствует он. И ему это удавалось. Коган старался «аргументировать» каждый звук, каждую фразу, музыкальную мысль наиболее полно, ярко, выпукло для того, чтобы подготовить логически вступление следующей мысли, поддержать высокое эмоциональное напряжение.

Этот непрерывный музыкальный накал обусловливался тем, что на эстраде артист целиком отдавался во власть своего художественного темперамента, своей исполнительский концепции, творческой воли. Именно здесь коренилась покоряющая сила его убеждения, воздействия на аудиторию. «Публика ни одного момента не должна находиться в размагниченном состоянии» – то было кредо Когана. Он полагал, что только тогда и может состояться настоящий «разговор» исполнителя и слушателя, максимальный творческий контакт с ним, может быть обеспечена и обратная отдача, столь важная для артиста.

Слушатель в таком случае становится непосредственным участником исполнительского процесса, а не пассивным созерцателем искусства. Недаром скрипач так ценил «чуткость аудитории, помогающую раскрывать лучшие артистические качества». Но Коган не только «электризовал» публику, притягивал ее внимание, но всегда добивался главной цели – возбуждал ее способность к творческому мышлению, заставляя работать ее фантазию.

Именно поэтому артисту была чужда игра «на публику». Он справедливо считал, что такой подход – свидетельство отчуждения, недоверия к слушателям. «Я не терплю в исполнении сентиментальности, – утверждал он, – желания “подсахарить” произведение или выразить свое случайное настроение. Это – нечистое искусство, игра на чувствах не очень компетентных слушателей».

Коган отмечал значительное углубление характера восприятия слушателей за последние годы. Для новой публики играть стало и интереснее, и труднее. Слушатель, по мнению Когана, – не только цель творчества, но и «самый тонкий, самый точный барометр того, в какой форме, в каком творческом состоянии находится артист в данный момент на сцене. Ведь лучше, чем современная жизнь, ничто не сможет скорректировать исполнителя в его деятельности». Скрипач отдавал себе полный отчет в той «обратной связи» от слушателя к артисту, без которой немыслим подлинный процесс музыкального искусства, и старался делать максимально возможное для поддержания наиболее активного восприятия. Он напряженно ловил отклик аудитории, рождающийся резонанс мыслей и чувств. В пробуждении и поддержании этого резонанса проявлялось главное в его творчестве – то магнетическое влияние, которое ощущалось в зале на его концертах. «Мне хочется, – подчеркивал он, – чтобы слушатель испытал максимальный душевный подъем и полное эстетическое удовольствие, которые испытываю я, исполняя произведение на эстраде».

В чем был секрет обаяния Когана? Он делал близкими нам произведения старых итальянцев – Вивальди, Локателли, Тартини, в которых подчеркивал мужественное и светлое восприятие жизни, вскрывал классическую строгость образов Баха, Моцарта, Бетховена, их подлинную человечность, мудрую простоту, поэтичность и силу воли. В современных сочинениях его искусство было насыщено динамикой, тонким психологизмом. И композиторы судьбу своих новых сочинений безбоязненно вручали в руки Леонида Когана, зная, что под его смычком они засверкают всеми красками, получат вдохновенное прочтение. Скрипач понимал всю ответственность исполнителя перед композитором, видел главную задачу в максимальном вхождении в мир композитора, его замысел. Он считал глубоко неправильным путь, когда «исполнители не себя приближают к автору, но автора к себе. Невозможно, однако, и полностью слиться с композитором в трактовке произведения. Ведь артист выражает не только объективное содержание сочинения, но обязательно пропускает его через свой характер, свою индивидуальность, обязательно выражает время, в котором живет». И обаяние Когана – это было обаяние его яркой индивидуальности, глубины художественного мышления, оптимистичного отношения к миру, сочетавшее высокий интеллектуализм и юношескую непосредственность, романтическую пылкость и социальную заостренность концепции.

Игру Когана всегда отличали тонкий художественный вкус, музыкальная чуткость – свидетельства высокой культуры, постоянный интерес к новому, открытию неизвестного. Эти качества привлекали к нему и людей любящих и ценящих музыку, и тех, кто еще только стремится к постижению мира, ищет в нем себя. Искусство Когана, покоряя первоначально этой новизной, помогало проникнуть с помощью музыки в бесконечно насыщенный мыслью и чувством мир человека, его культуру.

Коган достиг высокой ступени исполнительского мастерства, но его художественная чуткость к изменениям времени, творческий импульс заставляли не останавливаться, а искать новое и в содержании, и в исполнительских решениях. Огромный репертуар скрипача, исполнение им сочинений композиторов различных эпох создавало определенные трудности в творческом процессе, заставляло обогащать художественный фонд приемов, органичных для того или иного стиля. Это также служило стимулом совершенствования техники, дальнейшей шлифовки виртуозно-романтических средств, сочетания их с теми, которые применялись в трактовке классики. «Когда играешь большие классические концерты, – говорил Коган, – вырабатывается определенный внутренний стиль, который не допускает вольностей и отступлений от замысла композитора, в хорошем смысле даже от традиции исполнения. Мои стремления пропускаются через множество таких “фильтров”. Стараюсь максимально улучшить и отполировать те части, фразы, которые можно сыграть лучше, чем это было сделано ранее. Но такой подход усложняет исполнение виртуозно-романтической музыки. Начинаешь невольно играть ее более “классично”, чего она не терпит, начинаешь думать над фразировкой, а она этого также не терпит. Здесь необходимое инструментальное самовыражение должно стать единственным разворотом мысли. Иногда себя удерживаю – ничего специального не делать, сохранить ту свежесть, ту кантиленность, ту натуральность выражения, которые есть в этой музыке сами по себе. Но перестроиться на иной лад нелегко».

Накопление нового неизбежно приводило скрипача к качественным сдвигам в направлениях, подсказываемых артистическим опытом и интуицией. Поэтому каждый концерт Когана привлекал новизной подхода, решения, был всегда глубоко психологически оправдан. У художника не должно быть двух одинаковых концертов. И Коган утверждал, что «за свою творческую жизнь, сколько бы я ни играл на эстраде, никогда нет повторности. И состояние на эстраде всегда разное, и публика неодинаковая. Сама возможность одинаковости двух выступлений означает для меня отсутствие творчества».

Выступления Когана на эстраде воспринимались как свободная импровизация. Казалось, что артист, музицируя, здесь, при нас, создает свое искусство. Но ему более, чем другим, было известно, что импровизация плодотворна лишь на подготовленной почве мастерства и опыта, когда продуманы сотни путей, отработано единственно верное. Лишь тогда наступает раскованность и мысли, и формы – то свободное движение вдохновения, которые знаменует рождение настоящего искусства. Эта раскованность проявляется в единичном произведении, но наиболее полно раскрывается в целостной программе, где все связано, где предыдущее соотносится, поддерживается и развивается последующим.

Стиль Когана был удивительно монолитен – играл ли он циклы скрипичных сонат, классические и современные концерты или выстраивал программу из разных по форме и жанру произведений. Прежде всего это касалось конструирования образов. Когану удавалось объединять отдельные выразительные приемы, интонационно-смысловые элементы произведения в такое единство, в котором усиливался контраст фактурных, технически-сложных построений и кантиленных, певучих мест, увеличивался масштаб выражения, усиливалась монументальность звуковых планов. Подобный контраст «инструментальности» и «вокальности» все чаще распространялся у артиста на построение программы в целом. Им всегда прослеживалась также логика исторического развития музыкального языка при исполнении произведений разных эпох.

Мастерство Когана включало не просто весь арсенал выразительных средств. Каждый раз он искал наиболее эффективный способ выражения, единственно, с его точки зрения, возможный в данном случае, что и позволяло ему ставить и решать новаторские художественные задачи. Музыкант мечтал сыграть все сонаты и партиты Баха для скрипки соло, концерт для скрипки польского композитора К. Пендерецкого… Этим планам не суждено было осуществиться.

Но искусство артиста продолжает оставаться с нами. Сотни записей на пластинки, магнитофонные ленты, четыре фильма, снятые о нем, кадры, запечатлевшие его новое прочтение сочинений Паганини в картине о гениальном итальянце, позволяют вновь и вновь испытывать магическое воздействие его скрипки, напряженность пафоса интерпретации, глубину художественного видения мира.

Его искусство, публицистичное и страстное, передает накал высокого духовного напряжения, тонкого проникновения в мир мыслей и чувств современного человека, мир музыки, наполнено острым чувством нового. Уникальная скрипичная техника, самобытность художественных замыслов, их динамичность и масштабность сочетались у него с неустанным поиском новых возможностей воздействия скрипичного искусства, приводившим к художественным открытиям. Все это сделало творчество Леонида Когана истинно современным, нужным слушателям и любимым ими.

В. Ю. Григорьев